Польское командование отдало приказ не оказывать сопротивление

Ежегодно 1 ноября, в польский День памяти всех павших, представители польской диаспоры Луганска — обществ «Варшава» и «Полонез» и генерального консульства Польской республики в Харькове поминают на единственном иностранном воинском кладбище Украины — в селе Чмыровка Старобельского района — похороненных здесь польских офицеров.

Польская трагедия
Польша первой приняла на себя удар Германии во Второй мировой войне. В оккупации восточных земель Речи Посполитой участвовали и советские войска, что было оговорено знаменитым пактом Молотова—Риббентропа.
Командование польской армии отдало приказ не оказывать сопротивления советским войскам. Это не помешало НКВД произвести массовую зачистку оккупированных территорий от «неблагонадежных элементов», после чего тысячи поляков оказались в сталинских лагерях. Значительная часть польских военнопленных была расстреляна в Катынском лесу под Смоленском. Позже немцы обнаружили массовые захоронения и справедливо обвинили в расстреле органы НКВД. Этот вопрос поднимался даже на Нюрнбергском процессе, но советская делегация возложила ответственность за катынский расстрел на немцев. Во времена СССР эта тема считалась запретной. Только после развала Союза Борис Ельцин признал, что польских пленных расстреливали советские органы, и принес Польше официальные извинения. В общем, катынская история получила большую огласку и имела значительный международный резонанс. Однако мало кому известно о лагере для польских военнопленных в Старобельске Луганской области и судьбе его узников.
Среди заключенных старобельского лагеря было много представителей польской интеллигенции, которых, без сомнения, можно назвать цветом польского народа. Это были высокоинтеллектуальные, духовно развитые люди. Даже в нечеловеческих условиях они оставались патриотами. Из книги узника лагеря Юзефа Чапского «На нечеловеческой земле»: «…Большую роль сыграл майор Солтан. Происходил он из семьи повстанцев и добросовестно поддерживал традиции. Одним из первых начал рассказывать о сентябрьской кампании и истории войны. Для поднятия нашего духа очень много сделал Александрович вместе со своими товарищами по несчастью — пастором Потоцким и раввином Штенбергом. Они были вывезены из Старобельска перед Рождественской ночью. По соседству был поручик Скворчинский. Он собирал вокруг себя экономистов и вдохновенно дискутировал о хозяйственной программе Речи Посполитой. Митера — геолог, стипендиат премии Рокфеллера — рассказывал о космографии. Томаш Хичинский имел особый дар приобретения друзей и приверженцев. Сколько их было, людей выдающихся, горячих патриотов, энтузиастов, которые тяжелой работой, живым дружелюбием на протяжении нескольких месяцев формировали духовный облик лагеря! Колоджейский — выдающийся хирург, Пиотрович — историк из Кракова, Карчевский — профессор из Ридзини… и сотни других, лица которых я не могу забыть.
В маленькие помещения монастыря нас набили, как селедку. Сказали, что именно здесь в 1917-м расстреливали буржуев и монахинь, даже углубления в монастырской стене показали. Одним солдатским одеялом укрывались втроем. Зима 1939 — 1940 гг. была очень злой. Дошли до того, что использовали бумажный мусор, чтобы согреться. Не давали покоя вши, можно было только сидеть на голом полу. Не было ни бани, ни дезинфекции, не хватало пищи. Зато было радио, которое рассказывало, как плохо в Польше и как хорошо в России. Даже играли Шопена.
Обратил внимание, как много в городе голодных, изможденных людей (это в 1940 году), и наша пища казалась нам царской, а жители во что бы то ни стало старались добыть у нас хлеба. Мы испытывали удивление, почему в этом крае пшеницы людям не хватало хлеба?»
В начале марта 1940 года из Старобельского лагеря в Москву были отправлены десять ксендзов. Но это было только начало. 23 марта из Старобельска в столицу направляется 760 личных дел заключенных. Принимаются энергичные меры по обеспечению бесперебойного и надежного конвоирования этапов из Старобельска в Харьков.
С первого апреля по девятнадцатое мая 1940 года на основании составленных начальником управления Главного управления лагерей П.К. Супруненко и его заместителем И.И. Хохловым политическим руководством страны был отдан приказ о расстреле польских военнопленных. Из воспоминаний Юзефа Чапского: «Я выехал из Старобельска двенадцатого мая с группой из шестнадцати человек. На стенах вагонов надписи: «Мы должны высадиться в окраинах Смоленска», «Нас направляют к Смоленску»… «После долгого пути через Харьков и Тулу мы прибыли в Смоленск. Нас поместили в лагерь в большом лесу».
Военнопленные из Старобельского лагеря доставлялись автотранспортом к Ворошиловграду или к станции Валуйки, где загружались в вагоны и доставлялись в Харьков. Здесь, по сведениями транспортного управления НКВД, они разгружались. Перевозка из Осташковского лагеря в город Калинин (ныне Тверь) — а именно туда, судя по документам, доставляли полицейско-жандармский «контингент», — осуществлялась не железнодорожным, а водным транспортом. Во всяком случае, в сведениях начальника ГТУ НКВД они не фигурируют. Свидетельства историка Владимира Абаринова указывают на конкретную дату последнего этапа из Старобельска: 12 мая 1940 года. Причем два этапа общей численностью 245 человек имели конечным пунктом Юхновский лагерь (Павлищев Бор Калининской области). Эти люди остались в живых.
Только в 1990 году архивные документы позволили установить последний путь из Старобельска в Харьков польских офицеров. Пленных приводили на железнодорожную станцию Старобельска под усиленным конвоем. Там распределяли по вагонам, предлагая не расходиться со своими друзьями, сыновьями. Эти вагоны прицепляли к паровозу, который отправлялся в Харьков. Офицеров привозили на Южный вокзал в Харькове и автобусами, «черными воронами» отвозили на улицу Дзержинского, где расстреливали во внутренней тюрьме НКВД. После установления личности военнопленному связывали руки за спиной и выводили в комнату, где… Тела расстрелянных вывозили на грузовиках и доставляли в 6-й район лесопарковой зоны Харькова, на территорию санатория НКВД, в полутора километрах от села Пятихатки. Там их закапывали близ дач УНКВД, вперемешку с могилами расстрелянных советских граждан.
В 1994 году в Старобельске была проведена эксгумация останков польских военнопленных. Четыре апрельских дня работала группа экспертов из Польши, которую возглавили генеральный секретарь Совета охраны памяти, борьбы и мученичества Андрей Пшевозник и доктор археологии Мириан Глозек. Что удалось выяснить в ходе эксгумации? На старом кладбище найдено не 33, как предполагалось, а 48 останков. Ученые убеждены, что это не все. Польские могилы находились на самой окраине городского кладбища, к ним вплотную подступили гаражи и дорога. Вполне возможно, что их было больше и часть захоронений утрачена навсегда. К сожалению, план кладбища не сохранился, есть только отрывистые воспоминания горожан. Исследователи уверены, что они нашли останки своих соотечественников, умерших больше 50 лет назад. Большинство из них были брошены в могилу в нижнем белье, а это было английское белье, что и подтвердили найденные застежки. Возможно, их отвезли на кладбище непосредственно из лагерной больницы. На двух останках найдены офицерские мундиры польской армии, кошелек с одним польским грошем. Все эти предметы переданы в Катынский музей Варшавы.
Участник траурной церемонии, заведующий кафедрой судебной медицины Люблинского университета профессор Роман Мондро сказал:
— Мы сделали то, что не только должно, но могло быть сделано очень давно. И не было никакой причины так «закручивать» проблему в Москве. Все люди, любой национальности, в частности и политики, должны помнить, что они — люди и должны поступать, как люди.

Михаил Васильев,
историк

Когда для СССР началась Вторая мировая война? Вопрос этот может показаться праздным. Ну конечно же, 22 июня 1941 года. Именно в этот день Советский Союз подвергся агрессии со стороны гитлеровской Германии, вероломно нарушившей договор о ненападении, и мирная страна была помимо своей воли вовлечена в войну, уже более полутора лет полыхавшую в Европе. Именно такой стереотип трактовки хода событий ненавязчиво, но настойчиво и методично внушал народу советский агитпроп, изображая при этом сталинский СССР лишь в качестве жертвы агрессии, отстаивавшей собственное существование и боровшейся за освобождение из-под нацистского ига народов Европы. А между тем ни дата вступления СССР во Вторую мировую войну, ни изображение его роли в ней, к которым мы так привыкли, не отражают всей исторической правды. Советский Союз вступил в эту войну не 22 июня 1941 года, а более чем за полтора года до того, 17 сентября 1939 года, и не в качестве жертвы агрессии, а как агрессор, фактический союзник гитлеровской Германии в захватнической войне, которую та вела против Польши и вставших на её сторону Великобритании и Франции. И тот факт, что СССР формально не объявил войны ни одной из этих стран, ничего не меняет по существу.

Неспровоцированный предательский удар в спину Польше, у которой с СССР был договор о ненападении, стране, первой оказавшей вооружённое сопротивление гитлеровской агрессии, навсегда войдёт позорной страницей в историю советского государства. Это преступлеие было предумышленным. В секретных протоколах, вошедших составной частью в "договор Молотов-Риббентроп" от 23 августа 1939 года, была заранее определена линия разграничения между вермахтом и Красной Армией по рекам Нарев, Висла и Сан (то есть Советский Союз намерен был оккупировать примерно половину прежней польской территории вплоть до самой Варшавы). Что касается существования Польши как государства, то решение этого вопроса откладывалось упомянутыми протоколами на неопределённое время.

Намерение осуществить вторжение в Польшу поставило перед Сталиным две нелёгкие задачи. Прежде всего следовало правильно выбрать момент начала вторжения. Как известно, немецкое нападение на Польшу произошло 1 сентября 1939 года, в ответ на что Великобритания и Франция 3 сентября объявили Германии войну. Продвижение немецких войск, намного превосходивших польскую армию и по численности, и по вооружению, и в тактическом отношении, происходило настолько быстро, что явилось неожиданностью не только для польского правительства и командования, но даже и для Сталина. Красная Армия была не готова к немедленному выступлению, и на подготовку ей требовалось некоторое время. К тому же нападение на Польшу сразу же вслед за Германией грозило объявлением войны Советскому Союзу Англией и Францией, чего Сталин, естественно, стремился избежать. Кроме того, в этом случае СССР слишком явно выглядел бы агрессором как в глазах всего мира, так и собственного народа. Так что спешить с нападением на Польшу было нельзя. Однако и промедление было опасно. Военные действия между вермахтом и польской армией могли в любое время завершиться капитуляцией поляков. Что в таком случае должен был делать Сталин? Ведь не мог же он начать новую войну с Польшей уже после её капитуляции немцам? И, таким образом, все его планы территориальных приобретений могли пойти прахом. К тому же, кто знает, вернёт ли Гитлер захваченную вермахтом польскую территорию к востоку от демаркационной линии, если Сталин промедлит с выступлением?

После двух недель тягостного выжидания советский вождь наконец принял решение начать военные действия после падения Варшавы, о чём Молотов и объявил германскому послу Шуленбургу 14 сентября.

Что касается немцев, то Риббентроп стал бомбардировать Москву требованиями немедленно начать военные действия против Польши едва ли не с самого начала войны. Гитлер был заинтересован в том, чтобы совместными действиями вермахта и Красной Армии поскорее сломить сопротивление поляков, чтобы германское командование могло укрепить свои слабые силы на западе на случай, если французы вдруг проявят военную активность. Другая причина настойчивых требований Риббентропа состояла в том, чтобы продемонстрировать Западу и всему миру, что Германия не одна, и что Советский Союз является активным соучастником уничтожения суверенного Польского государства.

Уже 3 сентября, в день объявления Англией и Францией войны Германии, Риббентроп дал указание Шуленбургу поторопить русских с занятием причитающейся им части Польши. Молотов уклончиво ответил, что "время ещё не пришло" и что "чрезмерной поспешностью мы можем нанести вред нашему делу" (сборник трофейных документов Nazi-Soviet Relations 1939-1941. From the Archives of the German Foreign Office. Department of State. Washington, 1948, pp.86-87. Примечательно это выражение — "нашему делу": ведь речь идёт о нацистской Германии и коммунистическом СССР!). 8 сентября Шуленбург делает запрос Молотову о "военных намереиях советского правительства" (там же, с.90) и на следующий день получает заверение, что Россия начнёт военные действия в пределах ближайших нескольких дней. Во время беседы с советским наркомом иностранных дел 10 сентября (между ним и Шуленбургом все эти дни поддерживался непрерывный контакт) германский посол, по его словам, "настойчиво объяснил Молотову, сколь важны в данной ситуации быстрые действия Красной Армии" (там же, c.91). Молотов же в качестве причины оттяжки советского выступления назвал то обстоятельство, что советское правительство застигнуто "совершенно врасплох неожиданно быстрыми германскими военными успехами", и потому советское военное командование оказалось в "трудном положении", ибо Красная Армия рассчитывала, что в её распоряжении несколько недель, а теперь оказалось, что лишь несколько дней (там же, с. 91).

Можно предположить, что Кремль, сознавая всю неприглядность акции, которую он намерен был осуществить, не прочь был переложить на Германию главную ответственность за уничтожение Польского государства…

16 сентября Шуленбург опять у Молотова и передаёт ему требование Риббентропа (которого, видимо, не удовлетворило упомянутое выше обещание Молотова начать войну после падения Варшавы и терпение которого было уже на пределе) сообщить ему "день и час" советского вторжения в Польшу (там же, c.94). И, наконец, в 2 часа ночи 17 сентября Сталин лично пригласил к себе Шуленбурга, чтобы сообщить долгожданную радостную весть: через четыре часа, в 6 часов того же утра, Красная Армия перейдёт польскую границу. Падения Варшавы Сталин так и не дождался — после героической, но безнадёжной обороны она капитулировала лишь 27 сентября.

Второй трудный вопрос, вставший перед Сталиным в связи с его намерением напасть на Польшу, заключался в том, чтобы найти более или менее приемлемое оправдание этому разбойничьему акту. Само собой разумеется, Сталин стремился скрыть от мировой общественности и собственного народа истинные экспансионистские мотивы этого шага. Объяснение же вторжения в Польшу стремлением передвинуть границы СССР на запад с целью укрепления его обороноспособности явно не годилось: от кого намерен был Советский Союз обороняться — от гитлеровской Германии, ставшей в одночасье его лучшим другом, и с которой только что был подписан договор о ненападении? Такое объяснение не только ставило бы под сомнение политику СССР в отношении Германии, но и выглядело бы просто смешным.

Выбирая подходящее обоснование своей агрессивной акции, Сталин в конце концов остановился на версии, согласно которой Польша якобы "распалась", и потому Советскому Союзу "необходимо прийти на помощь украинцам и белорусам, которым "угрожает" Германия", — так сформулировал посол Шуленбург в своей секретной и срочной депеше в Берлин суть сказанного ему Молотовым во время встречи 10 сентября. "Этот аргумент, — продолжал посол, — необходим (по словам Молотова) для того, чтобы сделать интервенцию Советского Союза внушающей доверие массам и в то же время позволяющей избежать того, чтобы Советский Союз выглядел агрессором" (там же, с.91).

Беспредельный цинизм! И не только в том, что Сталин намерен был обмануть свой народ, но и в том, что о планируемом обмане предварительно со всей откровенностью ставится в известность Гитлер. Впрочем, какие секреты могут быть между друзьями!

14 сентября Молотов, беседуя с Шуленбургом, пошёл ещё дальше, прямо задав тому следующий "пикантный" вопрос: какова будет реакция Германии, если Советский Союз переложит на неё вину за свою интервенцию в Польшу? (см.: The Rise and Fall of the Third Reich by William Shirer. Fawcett Publications, Inc., Greenwich, Conn., 1963, p.830). На следующий день возмущённый Риббентроп ответил решительным возражением. Тогда советская сторона предложила компромисс: тезис о "защите" украинцев и белорусов сохранится, но вопрос, от кого именно собрался их защищать Советский Союз, будет обойдён молчанием. Однако и такой вариант Шуленбурга не удовлетворил, так как и в этом случае, кроме как от Германии, украинцев и белорусов защищать было не от кого.

Цитирую далее по очередному донесению Шуленбурга в Берлин: "Молотов признал, что предложенный советским правительством аргумент содержит нотку, раздражающе воздействующую на немецкую чувствительность, но попросил, ввиду трудной для советского правительства ситуации, чтобы мы не позволили такой мелочи стать у нас на пути.

К сожалению, советское правительство не видит возможности какой-либо иной мотивировки… поскольку Советский Союз должен так или иначе оправдать перед заграницей свою нынешнюю интервенцию" (Nazi-Soviet Relations, p.95). И опять вопиющий цинизм!

Немцы в конечном счётё уступили. Ещё бы не уступить, если им предстояла решающая битва на западе с французской и британской армиями, — обострять отношения с СССР было ещё рано.

Как же в конечном счёте объяснил Кремль своё неспровоцированное вторжение в суверенную страну? Стиль официального заявления советского правительства позволяет без всякого сомнения утверждать, что его текст был написан ни кем иным, как самим Сталиным. В заявлении мы не только не находим даже намёка на выражение сочувствия польскому народу, но, более того, вина за советское вторжение возлагается в нём на само польское правительство, якобы покинувшее украинцев и белорусов на произвол судьбы. Заявление начиналось с утверждения, будто война с Германией вскрыла "внутреннюю несостоятельность" (!) Польского государства. (В чём заключалась эта "несостоятельность"? Если в его многонациональном характере, то ведь истории известны (и по сей день существуют) и другие многонациональные государства?). Далее утверждалось, что Варшава более не существует в качестве столицы (Варшава в это время мужественно отражала попытки немцев овладеть ею), что "польское правительство распалось (!) и не проявляет признаков жизни (в действительности оно в ночь на 18 сентября — уже после советского вторжения — эмигрировало в Румынию, намереваясь отправиться во Францию, а не распалось. — Э.Г.). Это значит, что польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили свои действия договора, заключённые между СССР и Польшей (в действительности правительство в эмиграции, пользующееся дипломатическим признанием, с точки зрения международного права, остаётся законным правительством страны, захваченной врагом, и все заключённые этим правительством прежде договоры сохраняют свою юридическую силу. — Э.Г.). Предоставленная самой себе (!) и оставленная без руководства Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей (!), могущих создать угрозу для СССР" (!) (цит. по: К. Типпельскирх. История Второй мировой войны, т.1. — "Полигон", Санкт-Петербург, 1994, сс.28-29).

Оказывается, Польша, две трети которой уже были оккупированы немцами, была "предоставлена самой себе" и являлась угрозой для СССР! Далее в заявлении сообщалось, что советское правительство посчитало необходимым взять под защиту "жизнь и собственность" брошенного на произвол судьбы населения Западной Украины и Западной Белоруссии. Таков был этот образец сталинского искусства лжи.

И ещё один документ был опубликован в связи со вступлением СССР во Вторую мировую войну. Это было совместное германо-советское коммюнике, призванное оправдать уничтожение Польского государства. Проект его был прислан Риббентропом в Москву уже 17 сентября, но Сталину он не понравился, ибо, по его мнению, "он представляет факты чересчур откровенно". После чего вождь опять собственноручно написал свой вариант этого документа, приведший самого Гитлера в восторг. В коммюнике, опубликованном 19 сентября, утверждалось, что совместная цель Германии и СССР состоит якобы в том, чтобы "восстановить мир и порядок в Польше, разрушенные вследствие распада Польского государства, и помочь польскому народу создать новые условия для его политической жизни" (Nazi-Soviet Relations, с.100). Как говорится, "умри — лучше не скажешь!"

В трагедии, постигшей Польшу, был и один курьёзный момент. Рано утром 17 сентября, когда первые советские части начали переходить её восточную границу, замнаркома иностранных дел СССР Потёмкин пригласил к себе польского посла в Москве Гржибовского, чтобы вручить ему ноту Советского правительства. Подозревая неладное, посол попросил, чтобы ему предварительно в устной форме изложили её содержание. Потёмкин ответил, что это заявление правительства СССР о том, что в связи с последними событиями Республика Польша прекратила своё существование. "Польша никогда не перестанет существовать!" — воскликнул Гржибовский и отказался принять ноту. Замнаркома сунул ему ноту в руки, но тот швырнул её на стол с возгласом: "Никогда!" Это повторялось несколько раз, после чего разгневанный посол покинул кабинет. Но когда он подъехал к зданию посольства, там его уже ждал посланец из наркоминдела с той же нотой в руках. Гржибовский тут же отправил его туда, откуда тот прибыл. Тогда сотрудники наркоминдела нашли другой выход из положения: нота была опущена в обычный почтовый ящик и через сутки получена в посольстве (см. Leonard Mosley. On Borrowed Time. How World War II Began. Random House. — New York, 1969, с.466. В книге Потёмкин ошибочно назван Вышинским).

Несмотря на катастрофические поражения главных сил польской армии в боях с вермахтом на западе страны, её немногочисленные части, оставленные для прикрытия тыла — границы с СССР, — а также отошедшие с запада остатки главных сил оказали неожиданно вторгшейся Красной Армии храброе, но неорганизованное сопротивление (некоторые польские части получили приказы не сопротивляться, потому что их командиры думали (или надеялись), что Красная Армия идёт Польше на помощь). Особенно сильные бои вспыхнули, в частности, восточнее Белостока и Бреста, а также в районах Ковеля и Львова. Однако силы были неравны: вторгшиеся советские войска, по данным английской официальной истории Второй мировой войны (см. Дж.Батлер. Большая стратегия. Сентябрь 1939 — июнь 1941. — "Иностранная литература", М., 1959, с.74), насчитывали около 20 дивизий, в то время как численность всей польской армии по состоянию на 1 сентября (то есть до немецкого нападения) составляла 30 пехотных и 6 кавалерийских дивизий. К тому же Красная Армия имела авиацию, которой поляки к моменту советского наступления были уже полностью лишены. Следует также иметь в виду, что командование Красной Армии предварительно запросило у немцев и получило имевшуюся у них разведывательную информацию относительно польской армии. Так что не удивительно, что всё было кончено к 21 сентября.

Сообщение об итогах военных действий, сделанное Молотовым в выступлении на очередной сессии Верховного Совета 31 октября носило отчётливо выраженный характер победной реляции. Без всякого стыда было сообщено советскому народу и всему миру, что Красная Армия захватила богатые трофеи: 900 артиллерийских орудий, 10 тысяч пулемётов, 1 миллион снарядов и даже 300 боевых самолётов (последняя цифра весьма сомнительна, ибо по данным упоминавшегося выше Типпельскирха, "немецкие военно-воздушные силы в первый же день наступления уничтожили слабую польскую авиацию на её аэродромах" (указ. соч., c.24). Потери же Красной Армии в ходе военных действий составили всего лишь 734 человека убитыми и 1 862 ранеными. Что касается польских потерь, то о них Молотов предпочёл умолчать, однако тот же Типпельскирх называет цифру 217 тысяч человек, попавших в советский плен. Пленные подвергались немедленной сортировке, офицеры отделялись от солдат, после чего началась транспортировка и тех, и других в Сибирь и другие восточные районы страны, продолжавшаяся всю зиму 1939-40 годов, причём путь этот пережить смогли далеко не все.

Гродненская операция 1920 года

Правда, кое-кого в Сибирь не отправили. Весной 1940 года 15 тысяч пленных польских офицеров (среди них немало евреев) были расстреляны в Катыньском лесу и других местах. Так что в декабре 1939 года Сталин, отвечая на полученное от Гитлера поздравление с 60-летием со дня рождения, имел все основания в ответной телеграмме заявить, что дружба народов Германии и Советского Союза "скреплена кровью". Вождь, конечно, имел в виду кровь немецких и советских солдат, пролитую в войне против общего врага — Польши, но невольно напрашивается иное истолкование этой фразы: скорее, это была польская кровь, уже пролитая, и та, которую он ещё намеревался пролить.

Встреча двух победоносных армий произошла значительно восточнее обусловленной демаркационной линии — немцы пересекли Вислу и продвинулись до Буга, вступив в Брест, а также во Львов (хотя польский гарнизон в цитадели продолжал сопротивление). Не обошлось и без инцидентов: в районе Львова германские войска приняли своих советских друзей и союзников за поляков и обстреляли их, но досадное недоразумение было вскоре улажено. Начались братские встречи военнослужащих обеих армий, поднимались тосты за нерушимую германо-советскую дружбу, проводились совместные военные парады. 22 сентября Ворошилов и германский военный атташе в Москве генерал Кёстринг подписали соглашение о военной оккупации Польши, и в Белостоке начала заседать совместная советско-германская комиссия для разрешения вопросов, представлявших взаимный интерес.

В самый разгар этой идиллии Сталин, понимая, что от Гитлера, пока существует западный фронт, можно получить кое-что ещё, решил этим воспользоваться. Как уже упоминалось выше, в августе вопрос о том, будет ли воссоздано хоть какое-нибудь Польское государство, оба диктатора оставили открытым. Однако 19 сентября, после очередной встречи с советским наркомом иностранных дел, посол Шуленбург сообщил в Берлин, что "Молотов дал понять: первоначальная склонность советского правительства и лично Сталина к тому, чтобы разрешить существование остаточной Польши, уступила место склонности к разделу Польши по линии Писса — Нарев — Висла — Сан. Советское правительство желает тотчас начать переговоры по этому вопросу" (Nazi-Soviet Relations, с.101. Писса — небольшая река у границы Восточной Пруссии). Риббентроп ответил согласием и предложил снова приехать в Москву для заключения соответствующего соглашения.

Таким образом, инициатива окончательной ликвидации Польского государства принадлежала не кому иному, как Сталину. Здоровая инициатива, не правда ли?

Однако замыслы "вождя трудящихся всего мира" этим не исчерпывались. Он предложил отдать немцам польские земли между Варшавой и Брестом и Люблинское воеводство (уже фактически находившиеся в их руках, так как вермахт опередил Красную Армию), а взамен потребовал Литву (которая, согласно августовскому протоколу, относилась к "зоне" Германии).

27 сентября Риббентроп вторично прибыл в Москву и на следующий день подписал с Молотовым второй договор, носивший невинное название "Договор о дружбе и границе". Секретные протоколы к нему зафиксировали предложенные Сталиным окончательную ликвидацию польской государственности и территориальный "бартер".

Чем руководствовался Сталин, воспротивившись воссозданию даже карликового обрубка Польского государства и предложив произвести обмен польских земель на Литву? Возможно, со свойственной ему подозрительностью он сомневался в том, что немцы отведут свои войска к намеченной в августе демаркационной линии, и стремился теперь изобразить дело так, будто он по собственной воле "отдаёт" им положенную ему часть польских земель, приобретая тем самым право на получение компенсации в виде Литвы. Не исключена возможность и того, что он предпочёл не иметь дела даже с видимостью Польского государства, которое неизбежно являлось бы марионеткой либо Германии, либо СССР и могло стать источником трений между ними. Кроме того, Сталину был хорошо известен свободолюбивый национальный характер поляков, нашедший своё отражение в неоднократных восстаниях против власти Российской империи, и поэтому он предпочёл переложить разрешение могущих возникнуть с ними "осложнений" на плечи немцев (таково и мнение американского историка Уильяма Шайрера).

Существует также предположение, что, отдавая все польские земли Германии, Сталин хотел избавиться от многих сотен тысяч евреев, проживавших (о чём ему было хорошо известно) на уступаемой немцам территории (получив взамен лишь около 170 тысяч "литваков"), в результате чего из 3 с лишним миллионов еврейского населения довоенной Польши 2 миллиона оказались под властью немцев (эту цифру приводит историк Холокоста Арно Майер). Возможно также, что, выступив против воссоздания в будущем даже видимости Польского государства, Сталин руководствовался чисто личными мотивами — присущим его характеру в огромной степени злопамятству и мстительности: он не простил полякам военного поражения Советской России в войне 1920 года, поражения, в котором он сам был в значительной степени повинен, воспротивившись своевременной переброске Первой конной армии из-под Львова в район Варшавы (не мстительностью ли объясняется и его приказ о расстреле пленных польских офицеров в Катыньском лесу?).

Так 60 лет назад произошло вступление СССР во Вторую мировую войну, результатом которого стал ещё один, четвёртый по счёту в истории, раздел Польши. Сталин был доволен, и, как свидетельствуют очевидцы, при подписании сентябрьского договора его лицо выражало "видимое удовлетворение". Церемония подписания этого договора фиксировалась фотографами, и Сталин, который, как отмечают все близко знавшие его, умел, когда нужно, быть обаятельным, желая продемонстрировать своё расположение к немецким гостям, перед очередным фотографированием подошёл к адъютанту Риббентропа — молодому, представительному оберштурмфюреру СС Рихарду Шульце, скромно стоявшему в штатском костюме в стороне, и, взяв его за руку, потянул в кадр. После заключительного тоста с шампанским Сталин снова взял его за руку, затем пожал её и сказал, что в следующий раз тот должен прийти в форме. Что Рихард Шульце и сделал в 1941 году.

Но то будет через 2 года. А сейчас у Сталина на очереди была Финляндия.

Статья Эмиль Голина (Иллинойс)
Опубликована в журнале "Вестник" №18(225), 31 августа 1999

После вступления советских войск на территорию Польши

(Сообщение ТАСС, 26 июля 1944 г.)

В течение последних дней между Правительством СССР и Польским Комитетом Национального Освобождения происходили переговоры о заключении Соглашения об отношениях между Советским Главнокомандующим и Польской Администрацией после вступления советских войск на территорию Польши.

В результате этих переговоров, происходивших в атмосфере сердечности и дружественного взаимопонимания, 26 июля в Москве подписано Соглашение между Правительством Союза Советских Социалистических Республик и Польским Комитетом Национального Освобождения об отношениях между Польской Администрацией и Советским Главнокомандующим после вступления советских войск на территорию Польши.

Соглашение подписано в Кремле по уполномочию Правительства СССР Народным Комиссаром Иностранных Дел тов. В.

1 сентября — начало Второй мировой войны

М. Молотовым и по уполномочию Польского Комитета Национального Освобождения Председателем и руководителем Отдела Иностранных Дел Комитета Э. Б. Осубка-Моравским.

При подписании Соглашения присутствовали со стороны СССР: Председатель Совета Народных Комиссаров СССР тов. И. В. Сталин, Заместитель Народного Комиссара Иностранных Дел СССР тов. А. Я. Вышинский, член коллегии НКИД СССР Тов. А. П. Павлов, генерал Г. С. Жуков.

Со стороны Польского Комитета Национального Освобождения при подписании Соглашения присутствовали: Заместитель председателя и Руководитель Отдела Земледелия и Аграрной Реформы А. Витос, Руководитель Отдела Национальной Обороны генерал-полковник М. Роля-Жимерский, Руководитель Отдела Охраны Труда, Социального Обеспечения и Здравоохранения д-р Б. Дробнер.

Ниже приводится текст Соглашения.

СОГЛАШЕНИЕ МЕЖДУ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК И ПОЛЬСКИМ КОМИТЕТОМ НАЦИОНАЛЬНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ ОБ ОТНОШЕНИЯХ МЕЖДУ СОВЕТСКИМ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИМ И ПОЛЬСКОЙ АДМИНИСТРАЦИЕЙ ПОСЛЕ ВСТУПЛЕНИЯ СОВЕТСКИХ ВОЙСК НА ТЕРРИТОРИЮ ПОЛЬШИ

Правительство Союза Советских Социалистических Республик и Польский Комитет Национального Освобождения, желая, чтобы отношения между Советским Главнокомандующим и Польской Администрацией на территории Польской Республики после вступления советских войск на территорию Польши были решены в духе дружбы, заключили настоящее Соглашение о нижеследующем:

СТАТЬЯ 1

В зоне военных операций на территории Польши, после вступления советских войск, верховная власть и ответственность во всех делах, относящихся к ведению войны, в течение времени, необходимого для осуществления военных операций, сосредотачивается в руках Главнокомандующего советскими войсками.

СТАТЬЯ 2

На освобождённой от неприятеля польской территории Польский Комитет Национального Освобождения:

а) создаёт и руководит, согласно законам Польской Республики, установленными ею органами администрации;

б) осуществляет мероприятия по дальнейшей организации, формированию и укомплектованию польского войска;

в) обеспечивает активное содействие органов Польской Администрации Советскому Главнокомандующему в осуществлении Красной Армией военных операций и в удовлетворении её потребностей и нужд во время нахождения на польской территории.

СТАТЬЯ 3

Польские воинские части, формирующиеся на территории СССР, будут действовать на территории Польши.

СТАТЬЯ 4

Связь между Советским Главнокомандующим и Польским Комитетом Национального Освобождения будет осуществляться через Польскую Военную Миссию.

СТАТЬЯ 5

В зоне непосредственных военных действий связь между польскими административными органами и Советским Главнокомандующим будет поддерживаться через Уполномоченного Польского Комитета Национального Освобождения.

СТАТЬЯ 6

Как только какая-либо часть освобождённой территории Польши перестанет быть зоной непосредственных военных операций, Польский Комитет Национального Освобождения полностью возьмёт на себя руководство всеми делами гражданского управления.

СТАТЬЯ 7

Все лица, принадлежащие к советским войскам, на территории Польши будут подчиняться юрисдикции Советского Главнокомандующего.

Все лица, принадлежащие к польским вооружённым силам, будут подчиняться польским военным законам и уставам. Этой юрисдикции будет подчиняться также и гражданское население на польской территории, даже в тех случаях, когда это касается преступлений, совершённых против советских войск, за исключением преступлений, совершённых в зоне военных операций, каковые подлежат юрисдикции Советского Главнокомандующего. В спорных случаях вопрос о юрисдикции будет разрешаться по взаимному согласию между Советским Главнокомандующим и Уполномоченным Польского Комитета Национального Освобождения.

СТАТЬЯ 8

Во всё время совместных военных действий советских войск и польских вооружённых сил польские вооружённые силы в оперативном отношении будут подчиняться Верховному Командованию СССР, а в делах организации и личного состава – Главному Командованию польских вооружённых сил.

СТАТЬЯ 9

Относительно финансово-хозяйственных вопросов, касающихся пребывания советских войск на территории Польши, а также касающихся польских вооружённых сил, формируемых на территории СССР, будет достигнуто особое соглашение.

СТАТЬЯ 10

Настоящее Соглашение вступает в силу немедленно после его подписания. Соглашение составлено в двух экземплярах, каждый на русском и польском языках. Оба текста имеют одинаковую силу.

Москва, 26 июля 1944 года.

По уполномочию Правительства Союза Советских Социалистических Республик

В. МОЛОТОВ.

По уполномочию Польского Комитета Национального Освобождения

Э. ОСУБКА-МОРАВСКИЙ.

Предыдущая310311312313314315316317318319320321322323324325Следующая

Дата добавления: 2016-03-15; просмотров: 238;

ПОСМОТРЕТЬ ЕЩЕ:

Нападение нацистской Германии на Польшу. Начало «странной войны»

Оставьте комментарий