ГРАНОВСКИЙ Тимофей Николаевич

Содержание

Биография Т. Н. Грановского
Биография.
Грановский Т. Н.
Похожие главы из других работ:
1. Биография Т.Н. Грановского
ГРАНОВСКИЙ ТИМОФЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Биография Т. Н. Грановского

Грановский Тимофей Николаевич (09.03.1813, Орел – 04.10.1855, Москва), историк-медиевист, общественный деятель.

Родился в дворянской семье. Дед Грановского в Орле нажил довольно солидное состояние, став ходатаем по гражданским делам; однако, уже отец Грановского, чиновник местного соляного управления, ленивый, апатичный человек, свел это состояние к минимуму. В юношеские годы Грановский постоянно испытывал нужду в денежных средствах.

Образование Грановского, поначалу, носило весьма беспорядочный характер. До 1826 года, пока он воспитывался дома, оно выражалось в основном в запойном, но совершенно бессистемном чтении разнообразных книг из библиотек богатых соседей-помещиков. В 1826-28 годах Грановский учился в московском частном пансионе Ф. И. Кистера, в котором, Грановский сразу же стал одним из первых учеников. Однако, из-за полного равнодушия отца к судьбе юноше, Грановский так и не доучился здесь. Время с 1828 по 1831 годах он провел в Орле в состоянии полного безделия.

В 1831 году Грановскому удалось выбраться в Петербург, где он недолгое время был чиновником на низших должностях в Министерстве иностранных дел. В 1832 году, подав в отставку, Грановский сумел после интенсивной самостоятельной подготовки поступить в Петербургский университет на юридический факультет.[1]

Единственным профессором, привлекшим внимание Грановского был П. А. Плетнев, читавший курс древнерусской литературы. Как и другие ученики Плетнева, Грановский посещал вечера в его доме, где встречался с В. А. Жуковским, В. Ф. Одоевским, был представлен А. С. Пушкину.

В студенческие годы у Грановского завязалось знакомство и с О. И. Сенковским, в журнале которого “Библиотека для чтения” он опубликовал первые свои работы.

По окончании университета в 1835-36 годах Грановский служил помощником библиотекаря в Гидрографическом депо Главного морского штаба.

В 1836 году произошли два события, оказавшие определяющее влияние на всю последующую жизнь Грановского: он познакомился с Н. В. Станкевичем и был командирован за границу для приготовления к профессорскому званию по кафедре всеобщей истории в Московском университете.

1836-39 годы Грановский провел вместе со Станкевичем в Берлине, где посещал лекции знаменитых тогда профессоров-историков Л. Ранке и Ф. Раумера, географа К. Риттера, философа Э. Ганса и К. Вердера. Особенно нужно отметить огромный интерес Грановского к учению Г.-Ф. Гегеля, пробудившийся в это время под несомненным влиянием Станкевича, давно изучавшего немецкую идеалистическую философию и тонко в ней разбиравшегося.

Именно в это время у Грановского, очевидно, складываются его исторические воззрения, в соответствии с которыми он, по возвращении из Берлина, читал свой знаменитый лекционный курс в Московском университете.

В это время, на рубеже 1830-40-х годов в университете вкладывается круг т.н. “молодой профессуры”. Входившие в него юристы Н. И. Крылов, П. Г. Редкин, К. Д. Кавелин, филолог-античник Д. Л. Крюков, историк П. Н. Кудрявцев, библиотекарь университета Е. Ф. Корш – все они были западниками. Однако профессура старшего поколения отстаивала постулаты теории “официальной народности”, наиболее яркими представителями, которой были М. П. Погодин и С. П. Шевырев.[2]

Наиболее серьезными научными трудами Грановского являлись его диссертации. Магистерская – “Волин, Иомсбург и Винета” – была защищена 21 февраля 1845 года.

19 декабря 1849 года Грановский защитил докторскую диссертацию “Аббат Сугерий. Об общинах во Франции”, посвященную чрезвычайно волновавшей его теме – оформлению союза между государством и церковью в средневековой Франции, в результате которого эти силы начинают преодолевать “пороки феодализма”, закладывают фундамент современной европейской цивилизации, основы “общественного порядка и безопасности граждан”. После защиты этой диссертации, в том же году Грановский получил звание ординарного профессора.

Грановский принимал активное участие в общественном движении 1940-50-х годов. Он был одним из создателей русского западничества.

Ярким событием в общественной жизни Москвы стали публичные чтения Грановского по западноевропейской истории (с 23.09.1843 по 22 04. 1844), которые, по справедливой оценке П. Я. Чаадаева, сами имели историческое значение. Как и университетские лекции Г., чтения пользовались огромным успехом, собирая обширную аудиторию “дам всех возрастов, профессоров, студентов, статских, военных”.[3]

Последние годы правления Николая I – т.н. “мрачное семилетие” – составили особую эпоху в жизни и деятельности Грановского. Это было время напряженных и плодотворных размышлений, в ходе которых Г. пришел к мысли о необходимости пересмотреть традиционные взгляды на историю.

В то же время жизнь Грановского, как и многих представителей науки и общественной мысли в России, отягчалась реакцией, вызванной европейскими революционными событиями 1848-49 годов. Ужесточение цензуры, усиление бюрократического надзора – все это затрудняло нормальную деятельность и ухудшало здоровье Грановского.

Крымская война. В отличие от многих своих либеральных единомышленников, он очень болезненно переживал военные поражения России. Смерть Николая I в феврале 1855 года изменила общую ситуацию в России; изменилось и положение Грановского. В мае 1855 года он был избран деканом историко-филологического факультета.

4 октября 1855 года Грановский скоропостижно скончался от инфаркта. Похороны его стали заметным событием общественной жизни того времени. Похоронен Грановский Т. Н. на Пятницком кладбище.

Западничество в России

Западничество — течение русской общественной мысли, сложившееся в 40-х годах 19 века. Его объективный смысл заключался в борьбе с крепостничеством и в признании «западного», т. е. буржуазного пути развития России. Западников представляли В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. П. Огарев, Т. Н. Грановский, В. П. Боткин, П. В. Анненков, И. С. Тургенев, К. Д. Кавелин, В. А. Милютин, И. И. Панаев, А. Д. Галахов, В. Н. Майков, Е. Ф. Корш, Н. Х. Кетчер, Д. Л. Крюков, П. Г. Редкин, а также петрашевцы (в современной исторической науке существует мнение, согласно которому петрашевцы исключаются из западничества как особое идеологическое явление). Термин «Западничество» в известной степени ограничен, т. к. фиксирует лишь одну сторону антикрепостнического течения, которое не было однородным; среди западников были свои противоречия. Это отчетливо показали теоретические споры Герцена (поддержанного Белинским и Огаревым) с Грановским, Коршем и др. в 1845—46 по вопросам атеизма, об отношении к социалистическим идеям. В противовес либеральной тенденции в Белинский и Герцен выражали формирующуюся демократическую и революционную тенденцию в русском освободительном движении. Тем не менее наименование западничества по отношению к 40-м годах правомерно, т. к. в условиях недостаточной дифференциации общественных и идеологических сил того времени обе тенденции еще выступали во многих случаях слитно.[4]

Российское западничество 19 века никогда не было однородным идейным течением. Среди общественных и культурных деятелей, считавших, что единственный приемлемый и возможный для России вариант развития – это путь западноевропейской цивилизации, были люди самых разных убеждений: либералы, радикалы, консерваторы. На протяжении жизни взгляды многих из них существенно менялись.

Феномен русского западничества 40-х годов 19 века определялся социокультурным развитием общества. В то время авопрос о судьбе России стал предметом интереса не только государства, но и социума. В трактовке исследователями причин происхождения западнической интеллигенции есть расхождения. В литературе по теме существует традиция объяснения возникновения западничества усилением охранительных начал в политике Николая I, противоречиями российской действительности. Многие историки видят истоки русской мысли 40-х годов в философской культуре романтизма. Осмысление темы в свете теории цивилизации представляет западничество как интеллектуальное течение, сформировавшееся под влиянием культуры модерна. Рассматривая деятельность интеллектуалов 40-х годов в контексте становления либеральной цивилизации, историки интерпретируют западничество и славянофильство как реакцию на процесс модернизации России в форме европеизации.

Как сами «русские европейцы» 40-х годов обосновывали свой интерес к философии? Романтики 30-х годов, будущие западники, изначально ставили интересовавшие их вопросы в философской плоскости. В. Г. Белинский и Т. Н. Грановский, пройдя сложный путь идейных исканий в кружке Н. В. Станкевича, усвоили мысль своего друга о необходимости осознания истины бытия, назначения человека, чтобы самостоятельно определить свои жизненные задачи, цель деятельности.[5]

Деятельность кружка Н. В. Станкевича (1831-1834 гг.). Члены кружка М. Бакунин, А Боткин, К. Аксаков, А. Герцен и др. изучали философские системы Фихте, Гегеля, Шеллинга, пытались объяснить с их помощью развитие России. Из этого кружка позже вышли крупные революционеры, демократы, либералы, ученые разной ориентации.

Основные идеи западничества:

• Россия, развивающаяся по универсальным законам истории, отстает от Запада;

• необходимо ликвидировать исторического отставания, восприняв опыт и духовные ценности Запада;

• в России следует утвердить либеральные идеалы свободы личности, гражданское общество и, в перспективе, установить конституционную монархию;

• важно развивать рыночные отношения, предпринимательство, промышленность и торговлю; необходимо отменить крепостное право, передать крестьянам землю за выкуп;

• следует развивать образования и распространять научные знания; западники основными методами своей деятельности считали формирование общественного мнения для подготовки преобразования России путем реформ "сверху".[6]

Несмотря на то, что все виды русского западничества относились друг к другу как направления крайне враждебные, друг друга отрицающие и друг с другом борющиеся, было между всеми ними нечто общее, некоторая общая идейная почва, на которой они стояли. Это звучит прямо парадоксально, но это соответствует действительности: и европеизаторы России стиля "кнуто-германской" империи, и их умеренные противники либералы, и радикалы, включая марксистов, совершали некоторую аналогичную установку на Россию и соответственно с этим аналогично решали некоторые основные культурные и социально-политические проблемы. Такие общие предпосылки русского западничества можно свести к следующим основным пунктам:

1. Прежде всего, и это элемент формальный, все русские западники были чистыми эпигонами европейской культуры, то есть все они были убеждены, что эта культура единственная настоящая и, кроме нее, вообще нет никакой истинной культуры. Расхождение было только в том, что под "западом" следует понимать: старый католическо-феодальный и абсолютистский Запад или Запад буржуазно-демократический, или пролетарско-коммунистический.

2. Из этого формального признания первенства западной культуры вытекало отрицание смысла и ценности других культур, и в частности культур азийских. а также и специфичности русской культуры. Оттого, пользуясь словами Достоевского, можно сказать, что все русские западники в народе русском видели лишь "косную массу", "тормозящую развитие России к прогрессивному лучшему", "которую всю надо пересоздать и переделать, если уж невозможно и нельзя органически, то, по крайней мере, механически, то есть попросту заставить ее раз навсегда нас слушаться во веки веков".

3. Отсюда вытекает дальнейшая, всем русским западникам свойственная черта — вера в преимущественную культурную силу учреждений, призванных к перевоспитанию "косного" народа, и преимущественное служение "правде внешней", а не "правде внутренней", идеалам общественным, а не идеалам личным. Как это ни странно, но вера эта роднит консервативного русского западника, поклонника западной дисциплины и порядка с поклонниками всеисцеляющей силы западного парламентаризма и со строителями социалистического града, призванного водворить окончательное земное блаженство. Спор идет о роде учреждений, а не о том, способны ли сами учреждения, "не связанные органически с идеалами нравственными", быть условием общественного совершенства.

4. И, наконец, все русские западники без различия направлений одинаково сходились в непонимании тех практических задач, которые стояли перед Российским государством, как совершенно особым географическим, экономическим и культурным целым. Все они были убеждены, что для преуспевания России достаточно было взять чужие учреждения со всеми свойственными им, чисто имманентными целями извне, пересадить их на русскую почву и осуществлять свойственные им цели так, как они применялись в их первоисточнике (например, парламентаризм, как в Англии, социализм, как в Европе и т.п.).

Современные толкования событий Северной войны
Жизненный путь митрополита Иллариона
Илларион и его политические идеи
Политика Касимовского ханства
Политические партии в Беларуси в начале 20 века
Политические партии в России в начале 20 в
Причины победы большевиков в Октябрьской революции
Радикальные партии в России
Партии социалистического направления на рубеже XIX-XX вв
Либерально-демократические партии в начале 20 в
Умеренно-консервативные партии
Реакционно-монархические партии

Биография.

Грановский Тимофей Николаевич.
Грановский Тимофей Николаевич (09.03.1813, Орел – 04.10.1855, Москва), историк-медиевист, общественный деятель. Из небогатых дворян: дед Г., появившийся в Орле “неведомо откуда, с 15 копейками в кармане”, нажил здесь довольно солидное состояние, став ходатаем по гражданским делам; однако, уже отец Г., чиновник местного соляного управления, ленивый, апатичный человек, свел это состояние к минимуму. В юношеские годы Г. постоянно испытывал нужду в денежных средствах.

Образование Г., поначалу, носило весьма беспорядочный характер. До 1826 г., пока он воспитывался дома, оно выражалось в основном в запойном, но совершенно бессистемном чтении разнообразных книг из библиотек богатых соседей-помещиков. В 1826-28 гг. Г. учился в московском частном пансионе Ф.И.Кистера, в котором, при всех его многочисленных недостатках, все-таки можно было получить приличное по тем временам среднее образование; тем более, что Г. сразу же стал одним из первых учеников. Однако, из-за полного равнодушия отца к судьбе юноше Г. так и не доучился здесь. Время с 1828 по 1831 гг. он провел в Орле в состоянии полного безделия. Этот период своей жизни Г. всегда вспоминал с отвращением.

Лишь в 1831 г. Г. удалось выбраться в Петербург, где он недолгое время “тянул чиновничью лямку” на низших должностях в Министерстве иностранных дел. В 1832 г., подав в отставку, Г. сумел после интенсивной самостоятельной подготовки поступить в Пб. университет на юридический факультет. Обучение здесь не стало серьезной вехой в жизни Г. По справедливому замечанию П.Н.Кудрявцева, “Грановский прошел трехгодичный курс университета как добрую солидную школу, в которой имел случай познакомиться со многими науками и собрать хороший запас фактических сведений разного рода, но в которой не состоял ни под каким влиянием, так что выходя из нее, не вынес никакого решительно направления” (Кудрявцев П.Н. Соч. Т.2. М., 1887. С.588). Единственным профессором, привлекшим внимание Г. был П.А.Плетнев, читавший курс древнерусской литературы, да и то, очевидно, не столько своими преподавательскими и научными талантами, сколько обширными знакомствами в среде литературных светил. Так же, как и другие ученики Плетнева, Г. посещал вечера в его доме, где встречался с В.А.Жуковским, В.Ф.Одоевским, был представлен А.С.Пушкину. В студенческие годы у Г. завязалось знакомство и с О.И.Сенковским, в журнале которого “Библиотека для чтения” он опубликовал первые свои работы, носившие впрочем достаточно случайный и компилятивный характер (рецензии “Лекции Погодина по Герену” и “Свидригайло, князь литовский. [А.Коцебу]”; статья “Судьбы еврейского народа” – все в 1835, т.13)

По окончании университета в 1835-36 гг. Г. служил помощником библиотекаря в Гидрографическом депо Гл.мор.штаба. В 1836 г. произошли два события, оказавшие определяющее влияние на всю последующую жизнь Г.: он познакомился с Н.В.Станкевичем и был командирован за границу для приготовления к профессорскому званию по кафедре всеобщей истории в Московском университете. Эти события были взаимосвязаны, благодаря рекомендации одного из друзей Станкевича (В.К.Ржевского), служившего чиновником при попечителе Московского учебного округа С.Г.Строганове.

1836-39 годы Г. провел вместе со Станкевичем в Берлине, где посещал лекции знаменитых тогда профессоров-историков Л.Ранке и Ф.Раумера, географа К.Риттера, философа Э.Ганса и К.Вердера. Особенно нужно отметить огромный интерес Г. к учению Г.-Ф.Гегеля, пробудившийся в это время под несомненным влиянием Станкевича, давно изучавшего немецкую идеалистическую философию и тонко в ней разбиравшегося. В 1837 г. в письме к одному из своих университетских друзей Г. писал: “Есть вопросы, на которые человек не может дать удовлетворительного ответа. Их не решает и Гегель, но все, что теперь доступно знанию человека, и самое знание у него чудесно объяснено.” (Григорьев В.В. Т.Н.Грановский до его профессорства в Москве – Русская беседа. 1856. Кн.4. С.12) Именно в это время у Г., очевидно, складываются его исторические воззрения, в соответствии с которыми он, по возвращении из Берлина, читал свой знаменитый лекционный курс в Московском университете.

Первая лекция была прочитана Г. 17 сентября 1839 г. Вскоре он стал самым популярным лектором в университете. И это несмотря на то, что у Г. были слабый голос и прескверная дикция; более того, присущий ему дефект речи не случайно породил в дружеском кругу прозвище “шепелявый профессор”. К тому же Г. всегда сознательно отказывался от каких-либо внешних эффектов в своей речи (“При изложении я имею ввиду пока только одно – самую большую простоту и естественность и избегаю всяких фраз. Даже тогда, когда рассказ в самом деле возьмет меня за душу, я стараюсь охладить себя и говорить по-прежнему.” – Т.Н.Грановский и его переписка. Т.2. М., 1897. С.366-367) Твердо стоя на тех позициях, что “мы не можем смотреть на прошедшее иначе, как с точки зрения настоящего”, Г. в то же время никогда не позволял себе в лекциях проводить натянутые аналогии между прошлым и настоящим или делать прозрачные намеки на современные обстоятельства. И, тем не менее, с первого года работы Г. в университете места в аудитории, где он читал лекции, надо было занимать заранее: здесь собирались студенты всех факультетов. Проходы были заставлены стульями; слушатели сидели даже на ступеньках кафедры. При этом популярность Г.-лектора имела непреходящий характер: она росла и крепла год от года; после же смерти Г. стала настоящим феноменом университетской истории, помять о котором передавалась от одного студенческого поколения к другому.

Студенческие записи лекций Г. при всем их несовершенстве позволяют понять причину такого поразительного успеха. Г. чрезвычайно выразительно и пластично преподносил своим слушателям историю как процесс, происходящий в соответствии с определенными законами диалектики – причем процесс этот имел определенную благую цель: “всякая жизнь условлена борьбою противоположных сил, которая, наконец, заключается каким-нибудь продуктом, полезным для целого…” (Грановский Т.Н. Лекции по истории средневековья. М., 1986. С.73) Подобный “продукт” исторического развития Г. находил прежде всего в “просвещенном государстве”, учитывающем интересы каждой составляющей его личности – государстве, медленно и постепенно рождающем в муках отчаянной борьбы между бездушным, подавляющим личность деспотическим началом, унаследованным Европой от Римской империи, и хаосом безответственной свободы, привнесенным сюда варварскими племенами. При всей сложности и ожесточенности этой борьбы благой результат ее в курсе Г. выглядел совершенно неизбежным – пусть и не в самом близком будущем. По сути своей лекции Г. в корне противоречили господствовавшей в те времена теории “официальной народности”, с ее стремлением представить сословную, крепостную, самодержавную Россию “венцом творения”, достигшим своего идеального состояния и потому лишенным каких-нибудь исторических перспектив. Слушатели Г. воспитывались им в духе неприятия статичных концепций; лектор учил их воспринимать прошлое – а тем самым, и настоящее – с диалектических позиций. “Несмотря на обилие материалов – вспоминал один из учеников Г. – на многообразие явлений исторической жизни, несмотря на особую красоту некоторых эпизодов, которые, по-видимому, могли бы отвлечь слушателя от общего – слушателю всюду чувствовалось присутствие какой-то идущей, вечно неизменной силы. Век гремел, бился, скорбел и отходил, а выработанное им с поразительной яркостью выступало и воспринималось другим. История у Грановского действительно была изображением великого шествия народов к вечным целям, постановленным человеку Провидением” (“Отечественные записки”. 1858. №8. С.93)

Очень последовательно проводя в лекциях основополагающие для своего курса идеи, Г. при этом не впадал в схематизм, свойственный очень многим последователям Гегеля. Схема у него никогда не подавляла исторический материал. По справедливой оценке А.И.Герцена, “принимая историю за правильно развивающийся организм, он нигде не подчинял событий формальному закону необходимости… Необходимость являлась в его рассказе какою-то сокровенной мыслию, она ощущалась издали, как некий Deus implicitus [скрытое божество], предоставляющий полную волю и полный разгул жизни”. (Герцен А.И. Собр.соч. Т.2. М., 1954. С.122-123) Действительно, Г. твердо и последовательно отстаивал право исторических деятелей на свободу воли, решительно изгонял из своих лекций логический фатализм, присущий и самому Гегелю, и большинству его последователей. Этим он отрывал себе путь для нравственной оценки прошлого; приближал историю к слушателям, делал ее более человечной.

Все эти замечательные качества Г.-лектора еще более усиливались чрезвычайным обаянием его личности. Г. никогда не ограничивал своего общения со студенческой молодежью кафедрой, стенами университета. Это была его принципиальная позиция. “Мне – писал Г. Станкевичу, – по приезде сюда советовали держать себя подалее от студентов, потому что они “легко забываются”. Я не послушал и хорошо сделал. В исполнение моих обязанностей я не сделаю никакой уступки, но вне обязанностей мне нельзя запретить быть приятелем со студентами.” (Т.Н.Грановский и его переписка. Т.2. С.366) Это “приятельство” выражалось прежде всего в постоянном живом общении с молодежью; с первых же лекций стремление многих студентов сблизиться с Г. было настолько сильным, что он вынужден был назначить специальные часы для встреч с ними. Во время этого неформального общения речь заходила о многих вопросах, которые Г. по тем или иным причинам не мог затрагивать на лекциях. Простота Г. во взаимоотношениях со своими слушателями, сердечная искренность и в то же время глубокая серьезность, которые были характерны для всех его бесед с ними – все это еще больше укрепляло авторитет молодого преподавателя в студенческой среде, отнюдь не избалованной таким вниманием со стороны профессуры старшего поколения. Для подавляющего большинства своих слушателей Г. быстро стал настоящим кумиром.

Что касается взаимоотношений Г. со своими коллегами – преподавателями и университетским начальством, то они носили куда более сложный характер. С одной стороны, именно в это время, на рубеже 1830-40-х гг. в университете вкладывается круг т.н. “молодой профессуры”.

Грановский Т. Н.

Входившие в него юристы Н.И.Крылов, П.Г.Редкин, К.Д.Кавелин, филолог-античник Д.Л.Крюков, историк П.Н.Кудрявцев, библиотекарь университета Е.Ф.Корш – все они были настолько близки друз другу по возрасту, по духу, по присущим им западническим убеждениям и увлечению Гегелем, что долгое время казалось, составляли единое целое. Г. не только сразу же вошел в этот круг, но и стал, в силу своей исключительной талантливости, его естественным, признанным лидером. Тем самым, он неизбежно противопоставил себя профессуре старшего поколения, отстаивавшей постулаты теории “официальной народности”, наиболее яркими представителями которой были М.П.Погодин и С.П.Шевырев. Г. сразу же оказался в эпицентре борьбы между этими силами, которая выражалась как в открытой полемике, так и в закулисных интригах. В этой борьбе, шедшей с переменным успехои, Погодин с Шевыревым могли рассчитывать на поддержку министра народного просвещения С.С.Уварова, создателя исповедуемой ими теории. Однако, Уваров действовал, как правило, крайне осторожно и к тому же не был всесилен: “молодая профессура” имела надежного покровителя в лице попечителя Московского учебного округа С.Г.Строганова, постоянно конфликтовавшего с Уваровым и пользовавшегося определенным авторитетом и уважением у самого Николая I. В целом, эта борьба не имела внешне серьезных последствий вплоть до “крыловской истории”, в результате которой в 1847 г. несколько профессоров-западников вынуждены были оставить Московский университет. Подавал в отставку и сам Г., однако, ему было отказано по чисто формальному поводу – он к этому времени не выслужил еще в университете положенного срока за свою заграничную стажировку. Однако, при некоторых внешних успехах консервативная профессура, вне всяких сомнений, проиграла Г. и его друзьям в главном: в борьбе за авторитет, популярность, влияние над студенчеством. Это признавал и сам Погодин, объяснявший впоследствии свое с Шевыревым поражение тем, что “мы обращались к прошедшему, а противники наши – к будущему” (Погодин М.П. Воспоминания о С.П.Шевыреве. СПб, 1869.С.21.)

Общее и вполне справедливое мнение современников о Г. отводило ему роль профессора-лектора “по преимуществу”: “На кафедре он был не только ученый, но поэт, художник, артист. Здесь он жил своей духовной жизнью; щдесь высказывались его думы, сочувствия, убеждения” (“Отечественные записки”. 1858. №8. С.89.) Сто же касалось непосредственно научной деятельности Г., то его работам, так же как и лекциям, свойственна удивительная ясность мысли и четкость, литературная отработка формы – однако, назвать его выдающимся, в академическом смысле, ученым-медиевистом, очевидно, нельзя. В известной мере это было результатом принципиальной жизненной установки, которую он неоднократно высказывал и в лекциях, и в статьях, и в переписке: русским ученым, избравшим своей специальностью зарубежную историю, еще слишком рано погружаться в “чистый” академизм с его узкой специализацией. Прежде им нужно понять, что такое история, овладеть ее законами, осознать “идеи, связывающие воедино все многообразие фактических данных”. Во всем этом нужно было разобраться самим и, разобравшись, научить других. Именно поэтому чтение лекционного курса стало главным для Г., все остальное – вторичным. Подобную установку нельзя определять как чисто популяризаторскую – по крайней мере в отношении самого Г. Скорее она объясняет почему Г. еще при жизни называли Учителем – с большой буквы.

Наиболее серьезными научными трудами Г. являлись его диссертации. Магистерская – “Волин, Иомсбург и Винета” – была защищена 21 февраля 1845 г., став несколько запоздалой, может быть, данью ученого скептическому направлению. Г. доказывал, что легендарная Винета – “величественная столица” балтийских славян-венедов – представляет собой не более, чем “фантазию”, в которой причуливо сплелись смутные предания о реально существовавшем славянском торговом городе Волине и нормаской крепости Иомсбург. Защита диссертации, происходившая в ожесточенной полемике с профессорами-консерваторами (причем слушатели-студенты постоянно поддерживали Г. аплодисментами и шикали на его противников), стала заметным явлением в жизни Московского университета. 19 декабря 1849 г. Г. защитил докторскую диссертацию “Аббат Сугерий. Об общинах во Франции”, посвященную чрезвычайно волновавшей его теме – оформлению союза между государством и церковью в средневековой Франции, в результате которого эти силы начинают преодолевать “пороки феодализма”, закладывают фундамент современной европейской цивилизации, основы “общественного порядка и безопасности граждан”. После защиты этой диссертации, в том же году Г. получил звание ординарного профессора. Что же касается прочих научных трудов Г., то они преставляют собой несколько десятков статей, опубликованных в различных повременных изданиях. Все они тесно связаны с лекционным курсом Г., развивая и уточняя отдельные положения пропагандируемой им историософии.

В полном соответствии со своими жизненными установками Г. принимал самое активное участие в общественном движении 1940-50-х гг. и сыграл в нем заметную роль. Он был одним из создателей русского западничества – именно через Г. произошло сближение “молодой профессуры” и значительной части кружка Станкевича, составивших московских западников. Вплоть до своей смерти Г. был, безусловно, наиболее авторитетным лидером этого течения, затем – стал своеобразным его символом. Западничеству Г. “служил”, так же, как и его коллеги, прежде всего на университетской кафедре. Ярким событием в общественной жизни Москвы стали публичные чтения Г. по западноевропейской истории (с 23.09.1843 по 22 04. 1844), которые, по справедливой оценке П.Я.Чаадаева, сами имели историческое значение. Как и университетские лекции Г., чтения пользовались огромным успехом, собирая обширную аудиторию “дам всех возрастов, профессоров, студентов, статских, военных”. Их главную цель, которой Г., очевидно, вполне достиг, очень хорошо выразил в своей рецензии Герцен: “…Мы должны уважать и ценить скорбное и трудное развитие Европы, которое так много дает нам теперь, мы должны постигнуть то великое единство развития рода человеческого которое раскрывает в мнимом враге – брата, в расторжении – мир: одно сознание этого единства уже дает нам святое право на плод, выработанный потом и кровью Запада…” (Герцен А.И.

Собр.соч. Т.2. С.396) Т.о., публичные чтения Г. были не только успешной попыткой приобщить русское общество к западноевропейской истории, но и одним из самых яаких проявлений пропаганды западниками своих “общечеловеческих идей”, чрезвычайно затрудненной в условиях николаевской России. Чтения вызвали негативный отзыв в печати С.П.Шевырева (“Москвитянин”. 1843. №12), расцененный западниками как откровенный донос. В то же время славянофилы, “друзья-враги” западников, также как и Чаадаев, признали из ряда вон выходящее, историческое значение чтений (Хомяков А.С. Полн.собр.соч. Т.8. М., 1906. С.69. И.С.Аксаков в его письмах. Т.1. М., 1881. С.71 и др.) Не случайно последней попыткой примирения этих двух партий стал обед в честь Г., в день окончания публичных чтений в доме С.Т.Аксакова.

Последние годы правления Николая I – т.н. “мрачное семилетие” – составили особую эпоху в жизни и деятельности Г. С одной стороны, это было время напряженных и плодотворных размышлений, в ходе которых Г. пришел к мысли о необходимости пересмотреть традиционные взгляды на историю. Наиболее последовательно эта точка зрения была выражена им в речи “О современном состоянии и значении всеобщей истории”, произнесенной на Торжественном собрании университета 12 января 1852 г. В этой речи Г. декларирует необходимость отказаться от самодостаточной, “все объясняющей” концепции истории, проявить большее внимание к материальным факторам в историческом процессе, использовать методы, подобные тем, которыми оперируют ученые-естественники – т.е. одним из первых русских историков провозгласил здесь идеи позитивизма. В то же время жизнь Г., как и многих представителей науки и общественной мысли в России, отягчалась реакцией, вызванной европейскими революционными событиями 1848-49 гг. Ужесточение цензуры, усиление бюрократического надзора и проч. – все это затрудняло нормальную деятельность и ухудшало здоровье Г. Так, в 1849 г. ему пришлось пройти унизительное, хотя и благополучно окончившееся “испытание в законе нашем”: он должен был “принести свои объяснения” московскому митрополиту Филарету, насколько его преподавательская деятельность соответствует догматам православной церкви. (Звенья. Сб.5. М.-Л., 1935. С.752-753) Тяжелое настроение Г. усугубила Крымская война – в отличие от многих своих либеральных единомышленников, он очень болезненно переживал военные поражения России. Смерть Николая I в феврале 1855 г. изменила общую ситуацию в России; изменилось и положение Г. В мае 1855 г. он был избран деканом историко-филологического ф-та (впервые – еще в 1851 г., но тогда не утвержден), причем за него голосовали не только коллеги-западники, но и многие профессора консервативных взглядов. Осенью Г. начал добиваться – и, несомненно, в тех условиях добился бы – разрешения на издание своего собственного печатного органа – “Исторического сборника”. Но 4 октября 1855 г. Г. скоропостижно скончался, очевидно, от инфаркта. Похороны его, в которых приняла участие многотысячная студенческая масса, стали заметным событием общественной жизни того времени. Традиция собираться в этот день (6 октября) на Пятницком кладбище у могилы Грановского, сохранилась в студенческой среде до начала XX века.

Сочинения:

Т.Н.Грановский и его переписка. 2-е изд. Т.1-2. М., 1897.
Полное собрание сочинений. Т.1-2. СПб, 1905.
Лекции по истории средневековья. М., 1986.
Архивы:
Асиновская С.А. Архив Грановского // Записки отдела рукописей ГБЛ. Вып.21. М., 1959.
ИРЛИ. Ф.377; РГАЛИ. Ф.152; ОРК НБ МГУ (библиотека Грановского)

Литература:

Кудрявцев П.Н. Детство и юность Грановского // Русский вестник. 1858. №11.
Милюков П.Н. Университетский курс Грановского – в кн. Из истории русской интеллигенции. СПб, 1903.
Ветринский И. Грановский и его время. СПб, 1905.
Кареев Н.И. Историческое миросозерцание Грановского. СПб, 1905.
Переписка Н.В.Станкевича. М., 1914.
Асиновская С.А. Из истории передовых идей в медиевистике (Т.Н.Грановский). М., 1955.
Минаева Н.В. Грановский в Москве. М., 1963.
Т.Н.Грановский Библиография (1828-1967). М., 1969.
Т.Н.Грановский. Сб.статей. М., 1970.
Каменский З.А. Т.Н.Грановский. М., 1988.
Левандовский А.А. Т.Н.Грановский в русском общественном движении. М., 1989.
Левандовский А.А. Время Грановского. М,, 1990.

Левандовский А.А .

1. Биография Т.Н. Грановского

Огарев, К.Д. Кавелин, Н.Г. Чернышевский, Т.Н. Грановский, тесную связь с ними поддерживал В.Г. Белинский, а среди писателей — И.С. Тургенев…

Славянофилы и западники: спор о судьбе России

1. Западничество и славянофильство как два направления русской общественной мысли первой половины девятнадцатого века

Философия техники

1.3 Распространение технических знаний в России в XIX — начале XX вв. как предпосылка развития философии техники в России

Возникновение инженерного образования. Проблемам распространения технических знаний в России стало уделяться значительное внимание со времен Петра Великого…

Человек в мире культуры. Запад – Россия – Восток

2.2 Западничество

Западничество — направление русской общественной мысли 40-х гг. XIX в. Под безобидными географическими названиями «западничество» и «западник» подразумевается определенная программа — программа европеизации России…

Человек в мире культуры. Запад – Россия – Восток

2.2 ЗАПАДНИЧЕСТВО

ГРАНОВСКИЙ ТИМОФЕЙ НИКОЛАЕВИЧ — российский историк, общественный деятель, коллежский советник (1855).

Дворянин. Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета (1835). Затем служил секретарём Гидрографического департамента при Морском министерстве; сотрудничал в «Энциклопедическом лексиконе» А. А. Плюшара, журнале «Библиотека для чтения», «Журнале Министерства народного просвещения». По предложению попечителя Московского учебного округа С. Г. Строганова продолжил обучение в Берлинском университете (1836-39). Слушал лекции профессоров-гегельянцев: историка Л. фон Ранке, географа К. Риттера, юриста Ф. К. фон Савиньи и др. Высоко оценивал философию Г. В. Ф. Гегеля, но считал несправедливым его мнение о том, что «история никогда и никому не приносила практической пользы и ни один народ не воспользовался её уроками». В 1837 году в Берлине вокруг Грановского сложился дружеский кружок (Я. М. Неверов, Н. В. Станкевич, супруги Н. Г. и Е. П. Фроловы), в котором обсуждались вопросы государственного строя, экономики и народного быта Российской империи. Вернувшись в Россию, Грановский с сентября 1839 читал в Московском университете курс лекций по истории средних веков (фактически являлся первым русским медиевистом), древней истории и истории Нового времени. В это же время он сблизился с кружком друзей Станкевича (входили М. А. Бакунин, В. Г. Белинский, В. П. Боткин и др.), который, объединившись с молодыми профессорами Московского университета П. Г. Редкиным и Д. Л. Крюковым, а также с А. И. Герценом и Н. П.

ГРАНОВСКИЙ ТИМОФЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Огарёвым, стал с 1839 года центром московских западников. Экстраординарный (с 1845), ординарный (с 1849) профессор Московского университета, декан исторического факультета (1855).

Широкую известность приобрели публичные лекции Грановского по истории средних веков (1843-44), сравнительной истории Великобритании и Франции (1845-46), а также содержавшие «исторические характеристики» Александра Македонского, Тамерлана, Людовика IX и др. (1851). Лекции собирали полные аудитории и заканчивались овациями, что объяснялось не только мастерством изложения, но и оригинальной трактовкой исторического материала, сближавшей историю с современностью.

Взгляды Грановского основывались на идее единства исторического процесса, в основе которого — стремление всех народов к свободе, к «гармоничному обществу», сообразному с требованиями «нравственной, просвещённой, независимой от роковых решений личности». Движущей силой исторического процесса Грановский считал возникающие в обществе противоречия. Путь к их разрешению видел в нравственном совершенствовании личности и лишь в исключительных случаях — в насильственных действиях. Оппонентами Грановского выступили сторонники теории «официальной народности» и славянофилы. Те и другие критиковали его за приверженность гегелевской школе и за тенденцию ставить христианство в Западной Европе выше православия в России. Участвуя в спорах со славянофилами в московских салонах 1840-х годов, Грановский всегда отделял идейные разногласия от личных отношений: поддерживал дружеские связи с И. В. Киреевским, П. В. Киреевским, Д. А. Валуевым, К. С. Аксаковым, чем навлекал на себя неудовольствие «радикальных» западников (особенно М. А. Бакунина и В. Г. Белинского). Затрагивая в своих научных занятиях эпоху Великой Французской революции, Грановский отмечал, что её лозунг «Свобода, Равенство, Братство» — «высший идеал человечества». Такое представление определяло отрицательное отношение Грановского к крепостному праву и убеждение в необходимости его отмены.

После отъезда А. И. Герцена за границу (1847) Грановский встал во главе кружка московских западников. Его работы публиковали журналы «Отечественные записки» и «Современник». Дом Грановского был одним из центров общественной жизни Москвы конца 1840-х — начала 1850-х годов. Его идейное влияние сохранилось надолго: «Все мы, более или менее, — ученики Грановского», — признавал полвека спустя В. О. Ключевский.

Эволюция исторических взглядов Грановского нашла отражение в его речи «О современном состоянии и значении всеобщей истории» [произнесена на торжественном собрании Московского университета 12(24).1.1852], в которой ощутимо влияние идей позитивистов и знакомство Грановского с успехами естественных наук. Он подчёркивал важность «естествоведения в применении к истории», считал главным двигателем исторического процесса не «абсолютную идею» Гегеля, а факторы естественной необходимости, то есть географические, этнографические, антропологические и физиологические условия существования человека.

Иллюстрации:

Т. Н. Грановский. Портрет работы П. З. Захарова. 1845. Архив БРЭ.

Сочинения:

Полн. собр. соч. СПб., 1905. Т. 1–2;

Лекции по истории позднего средневековья. М., 1971;

Лекции по истории средневековья. М., 1987;

«Рано или поздно действительность догонит мысль…» // Российский либерализм: Идеи и люди. М., 2004.

Дополнительная литература:

Чешихин-Ветринский В. Е. Т. Н. Грановский и его время. Исторический очерк. 2-е изд. СПб., 1905;

Асиновская С. А. Архив Грановского // Записки Отдела рукописей ГБЛ. М., 1959. Вып. 21;

Offord D. Portraits of early Russian liberals. Camb.; N. Y., 1985;

Roosevelt P. R. Apostle of Russian liberalism: T. Granovsky. Newtonville, 1986;

Каменский З. А. Т. Н. Грановский. М., 1988.

Литература

Грановский Т. Н. Библиография (1828–1967). М., 1969
Сидоркина М. А. Т. Н. Грановский и образование московского кружка западников // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1995. № 1
Маслова Н. В., Агеева И.В. Русская история в научном наследии Т. Н. Грановского // Отечественная история. 1993. № 4
Левандовский А. А. Либерализм как свойство личности: (Образ Т. Н. Грановского в пореформенной публицистике) // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. М., 1999
Левандовский А. А. Т. Н. Грановский в русском общественном движении. М., 1989

Статью разместил(а)

Паршкова Юлия Юрьевна

редактор

Грановский т н

Биография Т. Н. Грановского

Биография.

Грановский Т. Н.

Похожие главы из других работ:

2. Западничество

2. Славянофильство и западничество о путях развития России

4.1 «Славянофильство» и «западничество»

3. Русская философия об исторической самобытности России. П.Я. Чаадаев о судьбе России

2. Славянофильство и Западничество

2.3 Западничество

2. Задание второе. Славянофильство и западничество: философские и социально-политические дискуссии" (сочинение)

2.1 Славянофильство и западничество: куда идти России?

2.1 Славянофильство и западничество

2. Славянофильство и западничество в русской философии XIX века

Западничество